Однажды — это было меньше чем за год до его гибели, в недоброй памяти тридцать седьмом году — на нашем аэродроме случилась поломка одного самолёта, и в связи с этим сразу же, буквально через час, были арестованы два механика, обслуживавших эту машину. Проведённый немедленно, по горячим следам, технический разбор происшествия с полной очевидностью показал, что дефект, вызвавший поломку, был не эксплуатационного, а производственного происхождения. И тут не кто иной, как Чкалов, поднял свой голос протеста против совершившейся несправедливости. Он поехал в Наркомат внутренних дел, добился (это само по себе было, видимо, очень непросто), чтобы его выслушали, настойчиво доказывал там полную невиновность обоих механиков, бросил на чашу весов весь свой немалый авторитет и в конце концов сумел в тот же день добиться, освобождения арестованных (факт по тем временам почти беспрецедентный), после чего — и в этой подробности тоже весь Чкалов — лично развёз их по домам.

Вернее, не с ним, а про него. Рассказывали, что у Райкина был в конце 1970-х такой номер, который советская цензура тут же запретила, но раза три или четыре он его все-таки показал.

Номер вот какой.

Выходит на сцену Райкин. В распахнутой дубленке. В мохеровом шарфе. В ондатровой шапке. В джинсах. В импортных зимних сапогах. В руке у него авоська — именно авоська, чтоб все было видно. А в авоське: палка копченой колбасы, бутылка виски «Белая лошадь», блок сигарет «Мальборо» и банка растворимого кофе. А в другой руке у него побрякивает брелок с ключами от автомобиля.

То есть все — от одежды до съестного — недостижимая мечта советского человека 1970-х.

Выходит, значит, Райкин на сцену, останавливается посредине, стоит и молчит. Минуту молчит, две, три…

Зал начинает недоуменно кашлять и ерзать.

И тут Райкин говорит:
… показать весь текст …

Далее председатель Конституционного суда РФ, чье высказывание было нами приведено в качестве эпиграфа, человек, занимающий один из высших должностных постов в стране, перечисляет условия, необходимые для выздоровления нашего общества: «Должно прийти поколение новых людей, молодежь, которая хочет жить в свободе и в то же время понимает, что свобода — не анархия. Что свобода ограничена законом. И неважно, кто ты — президент, судья, олигарх, рабочий… Невозможно за 15 лет привить уважение к закону,…
… показать весь текст …

К нам в лагеря дошла молва
И, словно дым, исчезла скоро,
Что вы вербуете РОА
Из уголовников и воров.

Что сорок дней шел мелкий дождь,
И от беременной стихии
На свет родился новый «вождь»
«Спаситель страждущей России».

Шипите. что большевики
Ваших трудов не оценили,
Зато германские шпики
Вас очень дешево купили.
… показать весь текст …

Самое страшное для человека-это превратиться в спящего с открытыми глазами: смотреть и не видеть, видеть и не думать о том, что видишь, добру и злу внимать равнодушно; проходить спокойно мимо зла и неправды. Опасайся этого, сын, больше смерти, больше любой самой страшной опасности. Человек без убеждений — тряпка, ничтожество. Раз ты убежден, что на твоих глазах творится зло, пусть сердце твое кричит об этом, борись против зла, добивайся торжества правды. Помнишь мои рассказы о Сергее Лазо? Он писал в своем дневнике: «Убеждения нужно выстрадать, нужно проверить их жизнеспособность, нужно обтереть их о чужие убеждения… Человек должен скорее пойти на гибель, нежели отказаться от своих убеждений…» Вот как поступают настоящие люди: лучше умереть, чем отказаться от убеждений.

К Камасутренкам гости приехали. Говорят, что из Москвы. Ну-у, они все так говорят. Врут, наверное. С одной стороны, если все, кто приезжает, из Москвы, то на свете всего два города имеется: огромная Москва и крошечная Одесса. Ах, да, еще деревня Зубогрызовка откуда Марусина родня наведывается. С другой стороны, в Москве люди исключительно грамотные живут, а эти, что приехали, темные, как шесть подвалов.
Купили, например, на базаре кровянку. Ну, колбасу кровяную. Несут открыто, чтоб все видели, к…
… показать весь текст …

Сейчас, в наше время, строятся и восстанавливаются сотни храмов,
все больше и больше людей верят в Бога и кажется, вот оно — духовное возрождение, чудо. Но иногда мне кажется, что в советское время люди, даже ни во что не верующие коммунисты, в целом были духовнее (конечно, я не говорю про палачей и душегубов). Читали все. Бренчали на гитаре на кухне, писали стихи, и да, часто эти стихи были запрещены, но их все равно знали наизусть. Разговоры тогда не были только о деньгах: говорили о поэзии, о музыке, о литературе, о театре. Веру искали, она была в воздухе. Может, я и ошибаюсь, но иногда мне кажется, что для некоторых якобы верующих людей главную роль играют отношения не с Богом, а с деньгами, и их мир совсем не духовный, а материальный.

Человек — это ведь до определенного возраста глина, из которой можно вылепить что угодно. Жаль, когда она попадает не в те руки.

Наверное не найдётся читателей немолодого поколения, кому бы не были известны слова из песни конца 50-х годов:

«Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон —
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон!
Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь, и восстали вновь.
И восстали,
И восстали,
И восстали вновь!»
… показать весь текст …

Советские люди жили в коливингах и работали в коворкингах, питались органик-продуктами в крафтовой экоупаковке, занимались фитнесом в бесплатных джимах, как тру-урбанисты ездили на общественном транспорте, были бодипозитив и носили боди-френдли одежду из натурального волокна.

По-солдатски, без лишних слов,
Она в слово моё поверила.
Я не рвал для неё васильков,
Не царапал имён на дереве.
Не писал ей красивых строк,
Не стоял под окном по ночам,
Лишь делил с ней последний глоток,
И последний сухарь пополам.
Шли мы рядом немало дней,
По военным дорогам страны,
Решено у нас было с ней —
Будем вместе и после войны.
Но однажды — в атаку бросок,
Жёлтой трассы кривая нить,
… показать весь текст …

В те суматошные годы хрущевской оттепели объявили амнистию для обычных уголовников. Но коснулась она, конечно же, не всех. Поэтому «воры в законе», оставшиеся, как говорится, «до упора» отсиживать сроки в «местах не столь отдаленных», старались заботиться о своей дальнейшей судьбе сами. Однако банальный побег справедливо считался в их среде слишком рискованным предприятием. Гораздо более удобным представлялся способ, который на блатном жаргоне получил название «уйти за сухаря».
Суть его была в о…
… показать весь текст …

Я к ним приполз под вечер,
а с рассвета
они держали церковь вшестером.
Летела штукатурка с парапета,
трещал напротив, догорая, дом.
Колючих трасс неторопливый росчерк
и пулемет, грохочущий в окне.
И что еще…
Но, в общем ладно,
в общем,
все было, как бывает на войне.
Я притащил патроны и оружье
и молча лёг у бруствера седьмым…
Пусть я всегда так буду людям нужен,
… показать весь текст …

Советский человек — это довольно такая зыбкая субстанция, хрупкая. И когда исчезла эта среда, эти люди тоже исчезли. Ну, вот вы посмотрите: мыслимы ли были в семидесятых те комментарии, которые мы сегодня читаем, полные пещерной совершенно ксенофобии, дикой безграмотности, упоения этой безграмотностью, зверством? Двоечники не гордились тогда тем, что они двоечники. Советский Союз — особенно поздний Советский Союз, в котором уже нарос какой-никакой культурный слой, — конечно, он породил новых людей. И нам придётся ещё породить этих новых людей, чтобы двигаться от советского строя не вглубь, не вниз, а вверх, к его какому-то посильному улучшению. Но, разумеется, то, что мы наблюдаем сегодня, — это пацакские и чатланские дела, это сплошное и беспрерывное кю.

Пускай морщинами расчерчено лицо
И редкий волос сединою обесцвечен,
Мы — неуживчивая банда храбрецов,
Бескомпромиссно атакующая Вечность.
И нам не важно, что там думают врачи.
Мы точно знаем: в нашу пользу лягут карты,
Самонадеянно пытаясь проскочить
Меж раком лёгких и инфарктом миокарда.

В сорок втором году я и два моих двоюродных брата Ромаз и Джиу были в горной деревушке Араниси. Я писал, что война застала нас с мамой в Грузии, и мы вернулись в Москву только весной сорок третьего года. В сорок втором году отец прислал маме, по случаю, какие-то свои вещи: демисезонное пальто, меховую шапку, железнодорожный китель, сапоги, рубашки. Он был тогда на фронте (строил подземные командные пункты). В Тифлисе мама работала на киностудии помрежем. Как только выдался свободный день, она ре…
… показать весь текст …

Между надолб и свежих воронок,
Меж столбов из огня и свинца,
Проползал этот храбрый ребёнок,
Навестить лейтенанта-отца.
Оставался на ржавых колючках,
Детской шубки оранжевый мех.
Эта девочка ползала лучше,
Батальонных разведчиков всех.
Прижимаясь к земле незаметно,
Снег, губами ловя на пути,
До отца целых три километра,
Нелегко было ей проползти.
Вот возникнет она из метели,
Вот отец её к сердцу прижмёт,
… показать весь текст …

Когда началась война, ей было 4 года. Еще три сестры, все малышки. Мать. Отец инженер, на фронт ушел сразу.
Они в сельской местности.

«Вечером, — рассказывала, — сидим с сестрами и решаем, куда пойдем за колосками. А какие там колоски, выковыриваем из земли мерзлые синие зерна».

Выжили. Отец погиб при взятии Брестской крепости в 1944 году.
Мать и четыре все еще девчушки. Голодно, но уже полегче. Закончила школу, поступила в МЭИ. Во время учебы часто оставалась ночевать в общежитии. Из еды студенты уважали тресковую печень: очень дешево и очень калорийно.
Окончила институт, стала квалифицированным специалистом, начальником отдела на заводе. Естественно, умница, а также исключительно порядочный человек. И щепка)

Управляющему делами Совета Народных Комиссаров Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу.

Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего требования указать мне основание для повышения мне жалования с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произведенного вами самочинно по соглашению с секретарем совета Николаем Петровичем Горбуновым, в прямое нарушение декрета Совета Народных Комиссаров от 23 ноября 1917 г., объявляю вам строгий выговор.

Председатель Совета Народных Комиссаров: В. Ульянов (Ленин).

Рождественский бульвар, дом № 20
Воскресенье 12 июля 1936 года, около полудня
В Москве тогда стояла тридцатиградусная жара. Пожар вспыхнул на верхнем, четвертом этаже
Доходный дом купцов Малюшиных стоит здесь с 1870-х.
Обратите внимание на карниз последнего этажа. Он сыграет роль в нашем сюжете. Впрочем, за 85 лет дом изменился. В 1936 году он еще не был оштукатурен (важно!), и виднелись кирпичи.

Ищут пожарные,
Ищет милиция,
Ищут фотографы
В нашей столице,
Ищут давно,
Но не могут найти…
… показать весь текст …